В Нарьян-Мар меня забросила война. В начале июля 1941 года немцы начали бомбить Мурманск, где мы тогда жили. Началась эвакуация. Людей сажали в товарные вагоны, где были сделаны нары, а на них брошено сено – больше ничего. Нас привезли в Арзамас Горьковской области в 2 часа ночи. Ночевали прямо в вагонах. А утром эвакуированных начали расформировывать кого куда. Половину расселили в Горьковской области по селам и деревням. Остальных отправили в Мордовскую республику. Я с сестрой Верой и мамой прожила там до апреля 1944 года. Папа оставался в Мурманске. Он был крановщиком в порту. Потом его перевели в Архангельский морской порт. Он разгружал суда, в том числе англо-американские, которые везли гуманитарную помощь для СССР. А в мае 1943 года папу направили работать в Нарьян-марский порт.
В эвакуации жилось очень тяжело. Все подростки с 5 по 10 класс работали в колхозе, почему и стали тружениками тыла. Мы, дети, не отставали от взрослых. За лето надо было выработать 200 трудодней. Хлеба нам не давали. Я собирала лебеду, мама сушила ее в печи, добавляла крахмал, немного ржи и пекла хлеб. Хлеб был совсем невкусный, разваливался. Но что делать, приходилось есть. А еще дети искали на колхозном поле картошку уже после того, как урожай был собран. Найдешь несколько гнилых картофелин и бежишь со всех ног домой. А однажды мы с мамой поехали в лес за дровами. На обратном пути наша Монголка, так звали лошадь, вдруг увязла в сугробе. Мама по пояс в снегу полезла ее вытаскивать. Пока вытащила, одежда вся намокла, а до села надо было идти пешком 7 километров. После этого мама сильно заболела и в 1943 году умерла от воспаления почек. Мне тогда было 13 лет.
Мы с сестрой уехали обратно в Мурманск. Думали попасть в свою квартиру, но ее разбомбили. Одежду всю поменяли на еду, сами ходили в лаптях. Нас устроили в поселок Африканда в Мурманской области. Веру заставили работать на железной дороге – ей было 17 лет. А я пастухом подрабатывала. Папа тогда написал нам письмо: «Доченьки, приезжайте в Нарьян-Мар». Сестру не отпустили, а я в августе 1944 года собралась и уехала к отцу.
Первое мое впечатление от Нарьян-Мара, как сейчас помню: «Боже, я приехала в рай!» Здесь хлеб по карточкам давали! Все продукты отоваривали! Я же за время эвакуации так наголодалась, что сначала даже глазам своим не могла поверить: тут и черный хлеб был, и белый.
В Мурманске в 1941 году я окончила начальную школу – 4 класса. Доучивалась уже в Нарьян-Маре. Потом пошла на курсы радистов при окружной конторе связи, которые организовал Николай Васильевич Хоменко. Тогда в округе никакой связи с поселками не было. Поэтому была острая необходимость в специалистах, которые бы организовали радиосвязь. На курсы набрали 22 человека, а закончило их только 8: не каждому давалась азбука Морзе. После окончания курсов я работала радистом в радиобюро Нарьян-Мара. Меньше чем через год меня направили радистом в Шапкино вместо Клавы Хатанзейской – она уехала к жениху в Амдерму. Сначала я работала на маленькой радиостанции МРК-001, а после мне привезли американскую станцию В100Б. Условия в Шапкино, конечно, были аховые. Мы работали при керосиновых лампах, на которых вместо стекла стояли пол-литровые банки с выбитым дном. Спустя год, в начале 1948-го, мне дали отпуск. И буквально в январе мне как руководителю Шапкинской радиостанции приходит из Москвы радиограмма, подписанная замминистра радиосвязи и радиовещания, что, мол, так и так, вы завоевали первое место в социалистическом соревновании и награждаетесь почетной грамотой. Я прямо удивилась, год работаю, а уже заслужила грамоту. Потом их у меня столько было, что уже и счет потеряла. Но первую запомнила особенно.
В декабре 1948 года меня послали радистом в Каратайку. Население поселка сидело без связи. Мне поручили подготовить на месте несколько радистов. В Каратайке я проработала 5 лет. Мой муж оттуда родом. После армии его избрали председателем поселкового совета. Он отработал 4 года, а потом его перевели в Амдерму заведующим отдела партийных, комсомольских и профсоюзных организаций райкома партии.
В Амдерму мы приехали в октябре 1953 года и прожили там 12 лет. У меня о ней остались самые лучшие воспоминания. В магазинах все было. В поселке имелась своя школа-десятилетка. Была больница, поликлиника. Великолепный Дом офицеров, в котором проходили танцы, жены военных давали концерты. В Амдерме я работала на радиоузле. Раньше он принадлежал рудоуправлению, которое занималось добычей флюоритов, а когда управление закрыли, узел передали министерству связи. Помимо радиста я еще исполняла обязанности техника. Муж часто ездил по командировкам, а я и работала, и с детьми запросто управлялась. Ничего не могу сказать плохого про те времена, хорошо тогда жили.
В 1965 году мужа по работе перевели в Нарьян-Мар. Но он скоро умер – не хочу даже об этом вспоминать. Я сразу стала работать радистом в радиобюро Нарьян-Мара. Электрическую связь потом отделили от почтовой, и я перешла в ЭТУС – электроузел. Но и ЭТУС, и почта подчинялись Архангельскому управлению связи. Так что фактически я 44 года отработала в одной организации. Еще 2 года к трудовому стажу мне зачли как труженику тыла в средней полосе.
60 лет прожиты на Ненецкой земле, которой я безмерно благодарна за то, что она меня и многих других спасла в военные годы от голода, и которую я люблю и почитаю, как свою Родину.
От редакции: После такого признания очень горько писать эти слова. Дело в том, что Лидия Степановна живет в неблагоустроенном доме по улице Пионерской. Со слов жильцов, дом холодный, постоянно плавает в воде и нечистотах. Вот уже 6 лет, как Лидию Степановну болезнь приковала к постели, а у нее нет даже возможности по-человечески помыться. За матерью ухаживает дочь Светлана, которая 30 лет простояла в очереди на квартиру, но так и не обзавелась благоустроенным жильем. И хотя Лидия Степановна очень просила не писать об этом, мы не сочли возможным промолчать. Итак, представители власти, внимание, вопрос! Неужели человек, отдавший нашему округу 60 лет жизни и 46 лет беззаветного труда, не заслужил нормальных жилищных условий?