7 сентября. Площадь перед мэрией почти безлюдна, лишь где-то с краю – компания подростков с неизменными скейтами. В центре голой сцены — одинокий черный журавль микрофона. Я курил в сторонке и с горечью думал: «Не придут». До траурного митинга оставалось ровно 20 минут…
Но люди пришли. По одиночке, группками, группами они заполняли площадь, подобно шарикам ртути, сливаясь в единую цельную массу. Потянулись вверх плакаты, развернулись транспаранты, на сцену чинно поднялись официальные лица. Микрофон ожил, начались речи. «Беслан… Нелюди… Бесчеловечная жестокость… Дети… Самое святое…»
Каюсь, все полчаса, пока шел митинг, я мало вслушивался в то, что говорили со сцены. Кружил по площади, ловил обрывки тихих разговоров, вглядывался в такие разные лица. Но я был рад всем — грустным, скучающим, напряженным, равнодушным, даже улыбающимся. Ведь это были лица тех, кто пришел, тех, кто не остался дома в таком уютном кружке своих повседневных обязанностей, слабостей и привычек. Смотрел и верил: Беслан объединил нас, научил любить и сопереживать чужим, далеким от нас людям.
Не знаю, как другие, но я никогда не забуду этой площади и стоявших рядом со мной людей. Не забуду рвущихся из их ладоней огоньков свечей. Не забуду, как на словах «Траурный митинг прошу считать законченным» над моей головой дрогнуло и заплакало небо…